Памяти В. Ф. Коммиссаржевской - Страница 2

К оглавлению

2

Сестры, обвитыя живыми цвѣтами, ослѣпленныя дождемъ лепестковъ, запѣли пѣсни, простирая лиліи къ лику Небесной Царицы. А тамъ, въ лунной дали, Беатриса пила уже чашу любовныхъ мукъ и сладостнаго грѣха. А потомъ брошенная и оскорбленная, поблѣднѣвшая и усталая, съ босыми ногами, покрытыми дорожною грязью, она приходитъ въ обитель, чтобы прошептать свое признаніе: «Я пала такъ низко, что ангелы небесные не могли бы поднять меня своими большими крыльями»… И съ поблѣднѣвшихъ устъ срываются кощунственныя слова: «Да, да… Діаволъ, діаволъ правитъ всѣми!» Но любовь снова покрываетъ ее лиліями и розами. И она уже готова принять и міръ, и небо, потому что «смерть полна отрады». Тогда наступаетъ тишина смерти, игуменья склоняется надъ тѣломъ невинной блудницы и шепчетъ: «Давайте молиться, сестры, давайте молиться, пока не настанетъ часъ торжества»…

Чтобы постигнуть томительную прелесть этого лирическаго бреда, чтобы разгадать печаль Мэтерлинка, надо быть самому лирикомъ. Актриса, которая заставила насъ плакать вмѣстѣ съ нею у подножія Мадонны, и вмѣстѣ съ нею вѣрить и не вѣрить въ невозможное и прекрасное, такая актриса родная сестра наша, сестра лириковъ, утомленныхъ видѣніями, полюбившихъ боль и печаль больше, чѣмъ радость и наслажденіе.

Я вижу лицо этой сестры нашей, этой тиціановской Магдалины, съ экстатическими глазами, влажными отъ слезъ, съ полуоткрытымъ ртомъ, похожимъ на осеннюю розу… И я вижу мѣрные жесты ея и слышу пѣвучій голосъ, волнующій и зовущій къ алтарю…

На картинѣ Тиціана вѣщій черепъ говоритъ намъ своею мертвою костью объ ужасѣ преходящаго.

Онъ – какъ знакъ, предупреждающій насъ о трудности вѣчнаго пути. И этотъ символъ всегда передъ нами. Преодолѣть его ужасъ возможно лишь тогда, когда сердце обращено къ первоисточнику свѣта, но развѣ сейчасъ не темный лѣсъ вокругъ насъ и развѣ въ ночи нашей различаемъ мы что либо кромѣ странныхъ призраковъ и пугающаго шелеста умирающей листвы?

Будемъ вѣрить, что намъ суждено испить не только чашу лирики, но и чашу вѣчнаго вина, и что театръ нашъ станетъ воистину театромъ, и, преодолѣвъ лирическую драму, утвердитъ начало трагическое. Но міровая исторія – это рядъ могильныхъ холмовъ, рядъ жертвъ, забытыхъ и незабвенныхъ. И на стезяхъ искусства тѣ же знаки страданія и крови. Вѣра Ѳеодоровна Коммиссаржевская – одна изъ такихъ жертвъ своего вѣка. Ея мученія намъ были близки, ея искусство намъ было внятно и образъ ея сохранится въ сердцахъ нашихъ, какъ прекрасное видѣніе страдающей, влюбленной и вѣчно-женственной Сестры Беатрисы.

Георгій Чулковъ.


2